Князья уставились на Ростислава. Их взгляды сулили белгородскому князю нечто больше, чем братская любовь. Ростислав съежился и опустил взор.

– Сами все видели и слышали, – продолжил Иван. – Моя вина, что Киев избрал? Могли б не послушать духовную и кликнуть кого из вас. И что б я сделал? Ничего! Пошел бы в Галич, несолоно хлебавши. Я на ваши уделы не зарюсь, живите, как хотите. Но то, что мое, то мое.

– Волынь с Галичем себе оставляешь? – уточнил Ярослав.

– Вотчина! – развел руками Иван.

Во взорах князей полыхнуло осуждение. «Не жирно ли? – говорили они. – Киева мало?» Иван стоически выдержал эти взгляды: перебьются!

– А Володько? – встрял оправившийся Ростислав. – Дай ему хотя бы Галич!

– С чего?

– Ты его прогнал!

– Разве?

– Все ведают!

– Я, брате, сидел в Звенигороде, – сказал Иван, делая простоватое лицо, – и думать не хотел идти на Галич. Куда мне? На одного моего воя у Володька пять. Тут приезжают бояре из Галича и ревмя ревут: бросил их князь! Оборонить некому. Того гляди, ляхи приступят. Вот и взял. В чем моя вина?

Ростислав засопел.

– Дам Володьку Галич, обратно сбежит. Боязливый он.

– Ты!..

Ростислав вскочил, но под осуждающими взглядами других князей шлепнулся обратно на лавку.

– Дело прошлое, – вмешался Ярослав. – Не будем поминать. Только и ты, брате… Дай Володьку что-нибудь! Не гоже ему без удела.

– Почему я? – удивился Иван. – У вас свои земли есть.

– Наши – от отцов и дедов! – вспылил Ростислав. – А у тебя? Пришел неведомо откуда, Галич захапал, после – Волынь, теперь в Киеве обосновался. Не подавишься?

Иван побледнел.

– Я, – заговорил, цедя слова, – княжичей за земли не резал, колдунов и отравителей к ним не подсылал, как Володько твой к брату моему. Моя вотчина не кровью куплена. А что до шурина твоего, так он тать, а тем, коли дают земли, то сажень в длину и аршин в ширину.

– Ты! – вспыхнул Ростислав. – Смердий князь!

– Великий! – поправил Иван.

– Надолго ли?

Ростислав вскочил и выбежал. Следом стали подниматься другие. Иван не удерживал: бесполезно. Сам виноват. Каким бы ни был Володько, но для князей он свой. Следовало проявить гибкость. Например, дать изгою пограничный с Берладьем Черн, пусть гонял бы разбойников. Для такого отморозка самое дело. Не сдержался…

Когда предпоследний гость скрылся за дверью, к Ивану подошел Игорь.

– Плюнь! – сказал ободряюще. – Покипят и остынут. А вот про Володько ты зря. Взбесится, как передадут. Сторожись!

– Ништо! – махнул рукой Иван.

Игорь внимательно посмотрел на него, кивнул и вышел.

«Облом! – думал Иван, провожая князя взглядом. – Зачем я все это затеял? Что теперь?»

Он не знал ответа на этот вопрос и потому злился.

21

Нападение было дерзким и поэтому – смертельно опасным. Когда десяток мужчин с мечами на поясах замешались в толпу у собора, никто не обратил на них внимания. С чего? Вооружены? Дружинники всегда при мечах, а эти, судя по одеже, дружинники и есть. Чьи? Мало ли? На похороны Святослава отовсюду съехались. Зачем пришли? За тем, что и остальные: на Великого глазеть. Иван только-только вокняжился, не нагляделись еще…

Примерно так подумал маячивший у паперти гридь, когда незнакомцы протолкались вперед и встали напротив. Заметь гридь кольчуги, поддетые под их свиты, то наверняка бы насторожился: в мирное время броню не носят. Однако гридь приглядываться не стал, что и стоило ему жизни.

В Святой Софии шел молебен. Великий благодарил Господа, Пречестную и Пресвятую Мать Его за явленную милость и вспомоществование в делах. Ожидалась раздача милостыни. В предвкушении ее паперть заполнили скудные и увечные. Они толкались и лаялись, протискиваясь ближе. Это вносило сумятицу и отвлекало стражу. Гридни утихомиривали самых рьяных и не следили за площадью. Там в отличие от паперти стояли спокойно.

Из распахнутых дверей храма грянуло: «Аминь!», толпа на площади колыхнулась и зашумела. Под арками показалась процессия. Великий шел первым, следом валили приближенные. Нищие заголосили и протянули руки. Князь остановился, полез в кошель. Толпа на площади одобрительно загомонила. Великий не бросал серебро, заставляя увечных ползать по паперти, а оделял каждого, не гнушаясь с нищими говорить.

Действо затянулось, убийцы, стоявшие неподалеку, занервничали. Сейчас гридни подведут князю коня, окружат кольцом… Вожак оценил обстановку и выхватил меч.

– Бей!

Первым умер невнимательный гридь. Наблюдая за нищими, он стоял к площади спиной и не успел повернуться. Второй страж метнулся на помощь, но получил удар в грудь и рухнул на землю. Третьего срубили на паперти. Этот успел оказать сопротивление. Ловким выпадом заколол ближнего к нему убийцу, отбил удар второго, но вожака не углядел. Тот обтек сбоку и полоснул стража клинком по горлу. Гридь выронил меч и осел. Стражи на пути убийц более не осталось. Другие гридни находились в отдалении и нападения не заметили.

Шум схватки привлек внимание князя. Он среагировал мгновенно. Бросив кошель, схватился за меч. Однако шансов уцелеть у него не было. С коротким кордом против десятка убийц он не продержался бы и минуты. Лежать бы ему с рассеченной головой, не вмешайся случай. Готовясь к нападению, убийцы следили за стражей, но не приняли во внимание нищих. Зачем? Как те могут помешать? Оказалось, что могут. Сбившись возле князя, убогие закрыли убийцам путь.

Пока те, раздавая пинки, пробивали дорогу, князь исчез. А прорвавшихся убийц встретила стена щитов…

Иван рассказал Малыге о разговоре с князьями. К его удивлению, батька насторожился. Вводить дружину в город не стал, но охрану воспитаннику заменил.

Гридни князя были умелыми бойцами, но в сравнение с побратимами близко не шли. Любой из последних стоил десятка. Между хорошим воином и тем, кто прошел через сечи, разница огромная. Умение предчувствовать опасность, мгновенно реагировать на нее, заученные движения рук и ног – все это приходит только с опытом. Его у ватаги хватало с избытком.

Первым делом она выбрала оружие. Гридни в городе не носили кольчуг и, тем более, щитов – не война как-никак. Ватага их взяла. Брони, чтоб не смущать киевлян, надела под свиты, щиты прицепила к седлам. Миндалевидные, червленые, те смотрелись нарядно – будто для того и повешены. У храма ватага щиты сняла и забросила за спины. Смотрелось тоже красиво.

В собор побратимы не вошли – остались в притворе. Даже самый пропащий тать не станет убивать в церкви: не водилось такого на Руси. Опасность ждала на пути к храму или по возвращении из него; ватага держала это в уме и действовала соответственно. После того как молебен кончился, пропустила Ивана вперед, а шедших следом бояр ловко оттерла. Те было зароптали, но, глянув на лица стражей, умолкли.

Кинувшись за подаянием, нищие закрыли ватаге обзор, поэтому убийц она разглядела не сразу. Но когда увидела…

Стоявший за Иваном Свень рванул князя за плечо и швырнул себе за спину. Следом это проделал Зоран, за ним – Братша. Князь летел по цепочке от одного побратима к другому, при этом его слегка помяли и приложили спиной о стену. Зато Великий сразу стал недосягаем. Гридни на такое не решились бы. Они не росли вместе с Иваном, не хлебали с ним из одного котла, не маялись вместе в половецком плену и не числились в побратимах князя. Они попытались бы заслонить князя и завязли бы в толпе нищих. Почтительность порою смертельно опасна.

Спрятав князя, ватага загородились щитами. С этого момента шансов у нападавших не стало.

В запале те попытались прорвать строй, но очень скоро поняли, что погорячились. Четверо, обливаясь кровью, рухнули на землю, остальные отпрянули и стали озираться. Отступать было некуда. Гридни, разглядевшие опасность, бежали к паперти с мечами в руках, а толпа на площади застыла в молчании. О том, чтобы пробиться сквозь нее, нечего было и думать.

– Ко мне! – крикнул вожак, и уцелевшие убийцы образовали вокруг него кольцо. Стена щитов двинулась следом, обтекла заговорщиков, после чего замерла. Обе стороны не торопились с нападением. Убийцы понимали, что они в ловушке и в схватке им не выстоять. Резон не спешить был и у ватаги. Зверь был загнан, но готовился огрызаться.